Здесь всё как прежде – в лужах и в грязи.
Бреду мухтуйской улочкою тихо.
Ах, как, наверное, когда-то лихо
Неслись здесь кони: «Ванька, подвези!»
Вот здесь был дом, где волостная власть,
Блюла законы, спрашивала строго.
А здесь, неприхотливо и убого
Пожарная располагалась часть.
Вот здесь стояла церковь до войны,
С нее жестоко купола сорвали,
Здесь комсомольцы Бога проклинали,
Страны Советов верные сыны.
А вот ещё живой столетний дом,
Где винами и водкой торговали.
О лавке этой все мухтуйцы знали -
Что продаётся, сколько и почём…
И пусть былое унесла вода,
Но тянет стариною прежней, тянет!
Куда нога ни ступит, взор ни глянет,
Хоть и размыли старину года.
Бед было много. Да и ныне есть.
Разруха многих до мозгов проела,
Но на заборе древнем белым мелом
Написано: «Люблю мой город Ленск!»
Бреду мухтуйской улочкою тихо.
Ах, как, наверное, когда-то лихо
Неслись здесь кони: «Ванька, подвези!»
Вот здесь был дом, где волостная власть,
Блюла законы, спрашивала строго.
А здесь, неприхотливо и убого
Пожарная располагалась часть.
Вот здесь стояла церковь до войны,
С нее жестоко купола сорвали,
Здесь комсомольцы Бога проклинали,
Страны Советов верные сыны.
А вот ещё живой столетний дом,
Где винами и водкой торговали.
О лавке этой все мухтуйцы знали -
Что продаётся, сколько и почём…
И пусть былое унесла вода,
Но тянет стариною прежней, тянет!
Куда нога ни ступит, взор ни глянет,
Хоть и размыли старину года.
Бед было много. Да и ныне есть.
Разруха многих до мозгов проела,
Но на заборе древнем белым мелом
Написано: «Люблю мой город Ленск!»
Анна КОЖЕВНИКОВА,
2013.
